Заблудившийся трамвай/The Lost Tram

Шёл я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей тёмной, крылатой,
Он заблудился в бездне времён...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!

Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трём мостам.

И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик,- конечно, тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.

Где я? Так томно и так тревожно
Сердце моё стучит в ответ:
"Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?"

Вывеска... кровью налитые буквы
Гласят: "Зеленная",- знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мёртвые головы продают.

В красной рубашке с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь в ящике скользком, на самом дне.

А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!

Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковёр ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла?

Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шёл представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.

Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.

И сразу ветер знакомый и сладкий
И за мостом летит на меня,
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.

Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.

И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить...
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить!

I walked an unfamiliar street
And suddenly heard a raven's cry,
And the sound of a lute, and distant thunder,-
In front of me a tram was flying.

How I jumped onto its foot board,
Was a mystery to me,
Even in daylight it left behind
A fiery trail in the air.

It rushed like a dark, winged storm,
And was lost in the abyss of time...
Tram-driver, stop,
Stop the tram now.

Too late. We had already turned the corner,
We tore through a forest of palms,
Over the Neva, the Nile, the Seine
We thundered across three bridges.

And slipping by the window frame,
A poor old man threw us an inquisitive glance-
The very same old man, of course,
Who had died in Beirut a year ago.

Where am I? So languid and troubled
The beat of my heart responds:
"Do you see the station where you can buy
A ticket to the India of the soul?"

A sign...Blood-filled letters
Announce: "Zelennaya,"-I know that here
Instead of cabbages and rutabagas
The heads of the dead are for sale.

In a red shirt, with a face like an udder,
The executioner cuts my head off, too,
It lies together with the others
Here, in a slippery box, at the very bottom.

And in a side street a board fence,
A house three windows wide, a gray lawn...
Tram-driver, stop,
Stop the tram now.

Mashenka, you lived here and sang,
You wove me, your betrothed, a carpet,
Where are your voice and body now,
Is it possible that you are dead?

How you groaned in your front chamber,
While I, in a powdered wig,
Went to introduce myself to the Empress
Never to see you again.

Now I understand: our freedom
Is only an indirect light from those times,
People and shadows stand at the entrance
To a zoological park of planets.

And a sudden, familiar, sweet wind blows,
A horseman's hand in an iron glove
And two hooves of his horse
Fly at me over the bridge.

That faithful stronghold of Orthodoxy,
Isaac's, is etched upon the sky,
There I will hold a service for Mashenka's health
And a requiem mass for myself.

And my heart goes on forever in gloom,
It is hard to breathe and painful to live...
Mashenka, I never would have dreamed
That such love and longing were possible.