 |
 |
|
|
Какой тяжелый, темный бред! Как эти выси мутно-лунны! Касаться скрипки столько лет И не узнать при свете струны! Кому ж нас надо? Кто зажег Два желтых лика, два унылых... И вдруг почувствовал смычок, Что кто-то взял и кто-то слил их. "О, как давно! Свкозь эту тьму Скажи одно: ты та ли, та ли?" И струны ластились к нему, Звеня, но, ластясь, трепетали. "Не правда ль, больше никогда Мы не расстанемся? довольно?.." И скрипка отвечала да, Но сердцу скрипки было больно. Смычок все понял, он затих, А в скрипке эхо все держалось... И было мукою для них, Что людям музыкой казалось. Но человек не погасил До утра свеч... И струны пели... Лишь солнце их нашло без сил На черном бархате постели. |
What severe, dark delirium! What dull-moonlit heights! To touch the violin for years Without knowing the strings in the light! Who needs us? Who lighted Two hollow, melancholy faces... And suddenly the bow felt Someone take them up and fuse them. "How long it's been! Through this gloom Just tell me this: are you the same one?" And the strings caressed the bow, Ringing out, but in caressing, trembled. "Tell me it's true, that never again Will we be parted. We've had enough..." And the violin answered yes, But the heart of the violin hurt. The bow understood and grew silent, But the echo went on in the violin... And what was a torture to them both People heard as music. But the violinist didn't snuff out The candles 'til dawn...And the strings sang... Until the sun found them spent On their black velvet bed. |
