Словно гуляка с волшебною тростью,
Батюшков нежный со мною живет.
Он тополями шагает в замостье,
Нюхает розу и Дафну поет.
Ни на минуту не веря в разлуку,
Кажется, я поклонился ему:
В светлой перчатке холодную руку
Я с лихорадочной завистью жму.
Он усмехнулся. Я молвил: спасибо.
И не нашел от смущения слов:
- Ни у кого - этих звуков изгибы...
- И никогда - этот говор валов...
Наше мученье и наше богатство,
Косноязычный, с собой он принес -
Шум стихотворства и колокол братства
И гармонический проливень слез.
И отвечал мне оплакавший Тасса:
- Я к величаньям еще не привык;
Только стихов виноградное мясо
Мне освежило случайно язык...
Что ж! Поднимай удивленные брови
Ты, горожанин и друг горожан,
Вечные сны, как образчики крови,
Переливай из стакана в стакан...
18 июня 1932
|
|
An idler with a magic walking stick;
Tender Batiushkov lives by my side.
He walks through poplar alleys beyond the bridge,
Sniffs a rose and sings of Zaphna.
Not for a moment believing we're apart,
I bowed down to him, it seems:
And with feverish envy I shook
His cold hand in a pale glove.
He chuckled. I intoned: thank you.
Embarrassed, I couldn't find the right words:
- No one else - such twisting sounds...
- And never - such a murmur of waves...
He, inarticulate, yet brought with him
Our torments and our riches -
Rustle of verse and the bell of brotherhood
And the harmonic downpour of tears.
And he who mourned Tasso answered me:
- I am still a stranger to praise;
It's just that the grape flesh of poems
Happened to freshen my tongue...
Well! Raise your brows in wonder
You city-dweller, friend of city-dwellers,
Like blood samples, pour eternal dreams
From goblet to goblet...
18 June 1932
|
