Копыта в воздухе, и свод
Пунцовокаменной гортани,
И роковой огневорот
Закатом опоенных зданий:
Должны из царства багреца
Извергнутые чужестранцы
Бежать от пламени дворца,
Как черные протуберанцы.
Не цвет медузиной груди,
Но сердце, хлещущее кровью,
Лежит на круглой площади:
Да не осудят участь вдовью.
И кто же, русский, не поймет,
Какое сердце в сером теле,
Когда столпа державный взлет -
Лишь ось жестокой карусели?
Лишь ропоты твои, Нева,
Как отплеск, радующий слабо,
Лелеет гордая вдова
Под куполом бескровным Штаба:
Заутра бросится гонец
В сирень морскую, в серый вырез, -
И расцветает наконец
Златой адмиралтейский ирис.
1915
|
|
Hooves in the air, and the arch
Of a scarletstoned throat,
And the fatal firepool
Of buildings drugged on sunset:
Foreigners expelled
From the kingdom of crimson
Must burst from the flame fo the palace
Like black solar flares.
Not the color of a jellyfish
But a heart gushing blood
Lies on the circular plaza:
Let no on judge the widow's fate.
And what Russian wouldn't understand
What heart lies int he grey body,
When the column's sovereign flight
Is but the axle of a cruel carousel?
Your murmurs alone, Neva,
Like a splashing that pleases her little,
The proud widow cherishes
Under the bloodless dome of Headquarters:
By morning the herald will dash into
The marine lilac, the grey break,
And the golden iris of the Admiralty
Will bloom at last.
1915
|
