Я слово позабыл, что я хотел сказать:
Слепая ласточка в чертог теней вернется
На крыльях срезанных с прозрачными играть.
В беспамятстве ночная песнь поется.
Не слышно птиц. Бессмертник не цветет,
Прозрачны гривы табуна ночного,
В сухой реке пустой челнок плывет,
Среди кузнечников беспамятствует слово.
И медленно растет как бы шатер иль храм,
То вдруг прокинется безумной Антигоной,
То мертвой ласточкой бросается к ногам
С стигийской нежностью и веткою зеленой.
О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд.
И выпуклую радость узнаванья.
Я так боюсь рыданья Аонид,
Тумана, звона и зиянья.
А смертным власть дана любить и узнавать,
Для них и звук в персты прольется,
Но я забыл, что я хочу сказать,
И мысль бесплотная в чертог теней вернется.
Все не о том прозрачная твердит,
Все ласточка, подружка, Антигона,
А на губах, как черный лед, горит
Стигийского воспоминанье звона.
1920
|
|
I've forgotten the word I meant to say.
A blind swallow returns to the palace of shadows
On clipped wings, to play with transparent things.
A night song's sung in unconsciousness.
Birds are silent. The immortelle won't bloom.
Transparent are the manes of midnight's herd,
An empty bark floats on a dried up river,
Among grasshoppers words loose consciousness.
Some sort of tent or temple grows slowly;
Now flings itself up like mad Antigone,
Now throws itself down like a dead swallow
With Stygian tenderness and a green twig.
If only I could regain the shameful sighted fingers,
And the palpable joy of knowledge.
I am so afraid of the Muses' lament,
The mist, the ringing, the abyss.
To love and know are mortals' powers,
Sound, too, will flow into their fingers,
But I've forgotten what I meant say,
And disembodied thought returns to the palace of shadows.
The transparent thing keeps repeating something else,
Something about a swallow, a woman, Antigone...
But on my lips, like black ice, burns
The recollection of Stygian ringing.
1920
|
