Век шествует путем своим железным,
В сердцах корысть, и общая мечта
Час от часу насущным и полезным
Отчетливей, бесстыдней занята.
Исчезнули при свете просвещенья
Поэзии ребяческие сны,
И не о ней хлопочут поколенья,
Промышленным заботам преданы.
Для ликующей свободы
Вновь Эллада ожила,
Собрала свои народы
И столицы подняла;
В ней опять цветут науки,
Носит понт торговли груз,
Но не слышны лиры звуки
В первобытном рае муз!
Блестит зима дряхлеющего мира,
Блестит! Суров и бледен человек;
Но зелены в отечестве Омира
Холмы, леса, брега лазурных рек.
Цветет Парнас! пред ним, как в оны годы,
Кастальский ключ живой струею бьет;
Нежданный сын последних сил природы -
Возник Поэт,- идет он и поет.
Воспевает, простодушный,
Он любовь и красоту
И науки, им ослушной,
Пустоту и суету:
Мимолетные страданья
Легкомыслием целя,
Лучше, смертный, в дни незнанья
Радость чувствует земля.
Поклонникам Урании холодной
Поет, увы! он благодать страстей;
Как пажити Эол бурнопогодный,
Плодотворят они сердца людей;
Живительным дыханием развита,
Фантазия подъемлется от них,
Как некогда возникла Афродита
Из пенистой пучины вод морских.
И зачем не предадимся
Снам улыбчивым своим?
Жарким сердцем покоримся
Думам хладным, а не им!
Верьте сладким убежденьям
Вас ласкающих очес
И отрадным откровеньям
Сострадальных небес!
Суровый смех ему ответом; персты
Он на струнах своих остановил,
Сомкнул уста, вещать полуотверсты,
Но гордыя главы не преклонил:
Стопы свои он в мыслях направляет
В немую глушь, в безлюдный край; но свет
Уж праздного вертепа не являет,
И на земле уединенья нет!
Человеку непокорно
Море синее одно,
И свободно, и просторно,
И приветливо оно;
И лица не изменило
С дня, в который Аполлон
Поднял вечное светило
В первый раз на небосклон.
Оно шумит перед скалой Левкада.
На ней певец, мятежной думы полн,
Стоит... в очах блеснула вдруг отрада:
Сия скала... тень Сафо!.. голос волн...
Где погребла любовница Фаона
Отверженной любви несчастный жар,
Там погребет питомец Аполлона
Свои мечты, свой бесполезный дар!
И по-прежнему блистает
Хладной роскошию свет,
Серебрит и позлащает
Свой безжизненный скелет;
Но в смущение приводит
Человека вал морской,
И от шумных вод отходит
Он с тоскующей душой!
1835
|
|
The age proceeds along its iron path,
All hearts a brim with greed; and every hour
Our common dreams grow ever more obsessed
With shameless profit and mundanity.
And in the light of learned reason
All childish dreams of poetry dissolve.
Devoted to industrious pursuits
The young no longer heed them.
Hellas is awake once more
To triumphant liberty,
Gathered are its citizens
And upraised are its capitals;
Science flourishes there once more,
The Pont teem once again with trade
But no more are the lyre's sounds heard
Within the Muses' ancient heav'n.
The winter of the world enfeebled now doth shine
And shine! Mankind grows stern and pale;
But Homer's land is blooming forth,
Hills, forests, and the banks of azure lakes.
Parnassus blooms! Below it, as before,
Castalian waters rush in streams;
Unheralded child of Nature's dying strength,
Behold a Poet -- he strolls and sings.
With simple heart he sings
Of love and beauty,
And science disobedient
Is thin and vain for him:
He cures our temporary sufferings
With his lighthearted play.
'tis better, mortals, for the earth
To feel delight in ignorant days.
Alas, he sings of passion's paradise
To the disciples of cold Uranus;
Like the wild wind that blows across the fields
They scatter seeds within the hearts of men;
And driven and enlivened by this breath,
Imagination springs forth from their hearts,
As once the goddess Aphrodite rose
From foaming oceanic depths.
And why can't we surrender
To laughing dreams?
But instead our burning hearts we tender
To timid thoughts!
Believe the sweet temptation
Of the eyes caressing you
And the lovely revelations
Of compassion heaven-sent!
Cruel laughter answers him; his hands
Lie motionless upon his lyre,
His lips, once parted, now press closed,
Though his proud head bends not:
In thought he aims his step
Into the wordless, empty wild; but the world's
no more an empty cave,
No lonely place remains.
The deep blue sea alone
Declines man's sovereignty,
But offers breadth and freedom
And welcome to all things;
Nor has it known a change
Since Phoebus first essayed
To lift the orb eternal
Into the heavenly vault.
It roars beneath Levkada's cliff
There, full of thoughts rebellious the singer
Stands...and his eyes blaze up with quick delight:
This cliff...the language of the waves ┘ and Sappho's ghost ┘
Where Phaeon's lover was laid to rest
The anguished flame of her spurned love,
Here will Apollo's heir lay down
His vision and his futile gift!
As before in heartless glamour
The festive world shines on.
And its lifeless skeleton
It silver-plates and gilds;
But still the ocean's mighty tides
Can drive man to distraction,
From roaring waves he turns
His soul a brim with yearning!
1835
|
