Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень,
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток:
И, с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу, и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,-
Но строк печальных не смываю
1828
|
|
Whene'er for mortal men the noisy day grows still And half-transparent shadows of the night. And slumber, the reward of daily labors, Sinks down upon the muted city streets That is the time of night for me, when silent hours Drag by in agonizing wakefulness: During the idle night the sting of my heart's serpent Flames up in me more fervently; Imagination boils: my mind, opppressed by yearning, Plays host to a tormenting crowd of thoughts; Before my eyes, remembrance silently Draws out its lengthy scroll; And I, repulsed, review the story of my life, I shudder and I curse, Weep bitter tears and bitterly complain, But cannot wash the dismal lines away.
1828
|